По старой памяти: «воруют-с!»

...В губернском правлении царил переполох. Канцелярские служащие носились по коридорам и этажам, как тараканы, охваченные паникой. Чиновники рангом повыше тоже сновали из кабинета в кабинет, не в силах усидеть. Всякая работа была отставлена, бумажной рутиной никто не занимался. Всех переполняло желание узнать, не слышно ль чего нового? Ждать ли очередного грома с молнией или можно спокойно вздохнуть и перекреститься: «Уф-ф, кажется, пронесло, спасибо тебе, Господи!»

Объяснялся переполох просто: в губернии шла ревизия.

Сибирский наместник царя граф Сперанский, возымев огромное влияние, который год пытался навести хоть какой-то порядок там, где на протяжении веков господствовал повсеместный и беззастенчивый бюрократический произвол.

Новый генерал-губернатор, поставленный «володеть» Сибирью взамен отданного под суд мошенника Пестеля, вычищал «авгиевы конюшни» старательно и долго. Однако искоренить казнокрадство и злоупотребления в необъятном крае было, оказалось, не по силам даже ему — облеченному неограниченными полномочиями умному и деятельному вельможе.

Тем не менее спокойно жить чиновникам, как повелось исстари, граф не давал, обрушивая гибельные проверки то на одну сибирскую губернию, то на другую, а то и на все разом.

С этой целью зимой 1827 года в томскую «командировку» отправились два влиятельных ревизора — сенатор Василий Безродный и сенатор князь Борис Куракин, прихватив опытных «инспекторов». Сия «правительственная ревизия по злоупотреблениям чиновников» обросла целой грудой бумаг, часть которых, по счастливому случаю, уцелела и дошла до наших дней.

Что же увидели господа сенаторы в Томской губернии?

Да все то же: казнокрадство и беззаконие, как всюду. В пухлых отчетах правительственной ревизии перечислялись без конца одни и те же провинности: «упущения по службе», «нарушения законов, указаний и инструкций», «употребление общественных денег на покупку подарков и на личные нужды», «нерадивое исполнение обязанностей».

Побывав в волостях, расположенных по Сибирскому тракту на пути меж Тобольском и Томском, сенаторские помощники надворный советник Шигровский и коллежский асессор Жилин обнаружили вопиющие безобразия. Крестьянские чиновники, выяснилось, брали лишние подати с населения, каковые деньги «употребляли в разных случаях на неопределенные расходы». Отчета в денежных расходах никто не давал. Волостные начальники, не смущаясь, запускали руку в общественный карман, как в свой собственный, тратили податные деньги опять же на свои нужды. Предыдущие проверки, кончавшиеся «приговором о взыскании», не могли заставить лихоимцев вернуть растраченные деньги.

Этим, впрочем, дело не ограничивалось: сфера злоупотреблений охватывала практически все стороны жизни губернии. Чиновники могли нанять в ямщики крестьян по общественной якобы надобности — и не расплатиться с ними. Под угрозой расправы со стороны уездного исправника заставляли выполнять разного рода поручения. Земские чиновники брали взятки. В Каинском округе окружному стряпчему платили «по таксе» за «надлежащую» проверку сельских магазинов.

Брали взятки земский исправник, окружной писарь и «неподкупный» заседатель — кто 10-20 рублей, а кто и сотню...

О безобразиях ревизоры написали в Москву и доложили томскому губернатору Петру Фролову, дабы тот «учинил надлежащее распоряжение к исправлению беспорядков и злоупотреблений». Результаты проверки следовало поместить в «Губернских ведомостях» и вывесить газеты «на видных местах».

Но выносить из избы сор чиновники не захотели. Да и новых распоряжений не последовало. На что ревизоры указали начальнику губернии в ближайшем послании, строго добавив «чтобы впредь наши предложения приводились в исполнение неукоснительно». Делать нечего, пришлось сенаторские указания «пропечатать» и разослать в земские суды, волостные правления и прочие присутственные места.

Вести «следствие о беспорядках» губернатор поручил заседателю Томского окружного суда Доброхотову. Тот обещал следствие не затягивать, бодро взялся за дело. Но скоро составил рапорт, что не справляется в силу «обширности и разнообразности предметов, требующих вмешательства». Тогда к следствию по делу лихоимцев подключили дворянского заседателя Каинского окружного суда Тишина и судебного заседателя Шишкина.

Проверка, однако, натолкнулась на противодействие со стороны погрязших в грехах чиновников. Они волокитили, мешали, медлили давать «требующие к обревизированию документы». Мало того, Шишкин с возмущением извещал губернатора о «неудовольствии чиновников», которые чинили «некоторые неприятные угрозы».

Проверка затянулась. К тому же требовала известных расходов — прогонных сумм и прочего. Но, так или иначе, разбирательство подходило к концу. Растраченные деньги велено было с виновных взыскать, а казнокрадов и взяточников от должностей отстранить.

Угодил ли кто из мошенников за решетку, история умалчивает. Скорее всего, отделались они испугом, не считая того, что деньги в казну пришлось-таки вернуть...

Прошло около года, Сенат дает новое распоряжение о пресечении лихоимства. Получив предписание, губернская казенная палата готовит бумагу по поводу «ограждения поселян от лишних поборов». А чиновнику Александрову велят отправиться в волостные правления и «самым аккуратным образом рассмотреть все предметы, относящиеся к сбору с крестьян каких-либо незаконных поборов».

Чиновник Александров, расследовавший злоупотребления коллег по бюрократическому аппарату, на сей раз приступать к выполнению поручения не стал: вести долгое, хлопотное следствие, отправляясь колесить по губернии, ему не улыбалось. Под благовидным предлогом ревизоры старались переложить сию ответственную и благородную миссию на кого-то другого. Но кому-то копаться «в грязном белье», было, увы, необходимо. Казнокрадство, пышным цветом цветущее во всех волостях и уездах губернии, — не говоря о Томске, наносило ей огромный убыток. Суммы разворовывались, утаивались и оседали в чиновничьих кошельках немалые.

Брали все, кому не лень! Брали охотно и помногу...

В общем, дело «о сельских поборах» тянулось лет двадцать.

Сменялись ревизоры, писались гневные распоряжения, летели во все стороны чьи-то буйные головы, а коренным образом, по существу, ничего нигде не менялось. Бюрократический произвол в Сибири был непобедим: чиновничье насилие и мздоимство держались на вековых традициях. И сломать эту хорошо отлаженную машину было непросто. Тем более что после Сперанского никто из власть имущих мер к тому особо не предпринимал.

Как, впрочем, и до него, убеждает хроника И. В. Щеглова («Хронологический перечень важнейших данных из истории Сибири»).

«1601 год. Первое свидетельство о лихоимстве сибирских служилых людей: воеводы утаивали собранную в качества ясака пушнину и вводили царя в обман;

1604 год. Основан томский острог. Возмущения остяков в ответ на жестокости и грабежи томских воевод;

1608 год. Восстание нарымских и кетских остяков против притеснения томских воевод;

1647 год. Бунт томских жителей против воеводы князя Щербатова;

1653 г. Сибирская канцелярия докладывает: сборщики ясака берут себе с каждого самоеда по десять белок или по два горностая;

1695 год. Указ о воспрещении казней и пыток ясачным инородцам без государева повеления, и «о посылке прикащиков для ясачного сбора людей добрых по выбору градскому и о наблюдении, чтобы они ясачных людей не грабили, запретным товаром не торговали, вина не курили и не продавали»;

1696 год. В Сибирь отправлена комиссия для расследования «о злоупотреблениях по управлению и притеснениях торговым людям» воевод князей Гагариных. Издано распоряжение: сибирским воеводам нельзя возвращаться в Россию без того, чтоб не отчитаться в казенных суммах и вещах;

1719 год. Первый сибирский генерал-губернатор боярин Матвей Петрович Гагарин, «плут и недобрый человек», за злоупотребления отдан под суд. После тюремного заключения был приговорен судом к смертной казни. Началось следствие о тобольских взяточниках;

1722 год. Иркутский воевода Ракитин приговорен судом за злоупотребления к отсечению головы;

1730 год. Первый вице-губернатор Иркутской провинции Жолобов публично казнен в Петербурге за взятки и самоуправство;

1745 год. В Сибирь для ревизии отправлен полковник Вульф, чтоб произвести исследование о притеснениях и разорениях, особенно по сбору ясака;

1758 год. В Сибирь прибыл следователь по винокуренным делам коллежский асессор Крылов. Следствие вел долго и бестолково, «через пытки и плеть» ограбил купцов на 150 тысяч рублей. Оставив по себе «постыдную память», был арестован и отправлен на каторгу. По другим сведениям, благодаря заступничеству избежал наказания;

1803 год. Ревизировать Сибирь назначен тайный советник Селифонтов. Новым генерал-губернаторам он предоставил большие права, чтоб искоренить беззакония и взяточничество. Однако «при нем взяточничество развилось в еще большей мере»;

1806 год. Сибирским губернатором назначен Пестель. Он держал власть 14 лет, не давая жаловаться на злоупотребления. Особенно большой произвол был в Иркутске, где «головой» стал бывший почтовый чиновник Трескин. В Енисейске городничий катался по городу на чиновниках, которые осмелились просить о его замене;

1819 год. Вместо отданного под суд Пестеля сибирским генерал-губернатором назначен Сперанский;

1821 год. Начало знаменитых реформ Сперанского, пытавшегося ограничить личную власть чиновников и усилить надзор за местными администрациями...».