Репортаж одной правой
Вчера снимал носки и порвал связку на фаланге среднего пальца. Ничего глупее придумать нельзя. 6 ноября переломы и тяжелые ушибы на ледяных тротуарах получили сотни томичей, а я дома на ровном месте умудрился осуществить «подкожный разрыв разгибателя третьего пальца левой руки». Ногтевая фаланга «факового» пальца повисла на полшестого и не двигалась. Жена напугалась, позвонила в «скорую». Сказали, взять паспорт, полис и ехать в травмпункт по месту жительства.
В седьмом часу вечера в травмпункте 3-ей горки было как после войны. Сплошь раненые и убитые горем. Веселились только две подружки, выпускницы философского факультета. Факультет ненужных девушкам вещей, видимо, научает одной полезной: ко всему относиться по-философски.
— За нами будете, — сказала одна мне и продолжила знакомиться с плакатами на стенах . — Бешенство, это серьезно! — заявила она тут же подруге, которая неудачно упала на коленку. И ржут.
— Если с Ленинского или Октябрьского района, сразу разворачивайтесь и на Рабочую, — посоветовал мне доброжелательный старик, по виду из числа сопровождающих. — Тут своих хватает сегодня.
Было ясно, что он тут уже не меньше часа и порядки изучил.
В предбанник травмпункта зашел областной чиновник немаленького ранга. Шел до автомобиля на первой стоянке «белого» дома и совсем немного не дошел, упал. Поздоровались. Посетовали на коварную даже по сибирским меркам погоду. Он, посмотрев на очередь, позвонил и уехал делать рентген к знакомому врачу.
Припрыгал в травмпункт худой мужчина лет 35-ти с некогда лыжной палочкой, напомнил меня десять лет назад, когда я так же чуть ли не на руках забирался на обледенелое крылечко травмпункта, где так и не оборудовали поручни. Мужчине было больно, а мне нет. К тому же стыдно со своим пальцем, но очередь всех уравнивает. Расступается только перед детьми.
Папа на руках занес в травмпункт девочку с зажатым на щеке тампоном. Играла на улице, неудачно упала, повредила лицо. Мама ее, молчаливая и собранная, прошла сквозь очередь, как нож через масло, а мы и не перечили. Только травматологи были бесстрастны: эмоции, особенно вчера, были бы непрофессиональной реакцией на страдания пациентов.
— Езжайте на Олега Кошевого, в детскую «травмочку»…
И опять я вспомнил, как 12 лет назад бросил на Сенной курье трехлетнего сына на незнакомых женщин, чтобы отвезти в «травмочку» неудачно упавшего на кисть незнакомого юного волейболиста… Торопился очень вернуться за сыном, считал минуты, а мне точно так же сказали:
— Езжайте в четвертую детскую, мы только взрослых принимаем…
Ничего не меняется в королевстве травматологии.
Из предбанника перебираемся в приемный покой, ближе к рентгенкабинету и перевязочной. Врач с фамилией Подкопаев быстро ставит диагноз не прикоснувшись к пальцу. Не подкопаешься. Он торопится не спеша. У него сегодня такое дежурство, что терапевт терапевту не пожелает.
Медсестра спрашивает у мужчины с палочкой:
— Где получили травму?
— На улице…
— На какой?
— На Ленина…
— Номер дома?
— Не помню номер… какой там… в районе Центрального рынка… 150-ый какой-то наверно…
Мы замираем. Это Ленинский район. Сейчас парня отправят на Рабочую…Медсестра молчит. Потом говорит:
— Паспорт давайте…
Даже непонятно, что мы чувствуем в этой очереди при этих словах. Облегчение или досаду?
Женщина, очередь которой после мужчины, сломала руку. Ей больно, я помогаю ей надеть бахилы, ей каждая лишняя минутка, как вечность. Она вроде бы и должна быть рада, если мужчину выгонят из очереди в ночь под ледяной дождь. А он уже снял обувь, крепко пахнут его ноги с траурной каймой под ногтями… Я думаю про девчонку с философского, с кафедры социальной работы, которая так весело с шуточками помогала этому мужчине надевать бахилы, она-то нос не воротила…
— Нет паспорта… — говорит, наконец, мужчина. И мы понимаем, что сегодня не его день.
— Полис?
— Нет полиса.
— А что есть?
Медсестра дает мужчине последний шанс. Он грязен, но не похож на бомжа. Ранняя обильная седина, грамотная речь.
— Свидетельство о рождении есть…
Мужчина родился еще в СССР. Как он пронес через 30 травмоопасных лет свое свидетельство о рождении?
— Ты у нас где-то шестьдесят пятый, — говорит медсестра, накладывая мне на палец гипсовую лонгету. — Мы сегодня только одних репозиций штук десять сделали.
Репозиция — это когда при переломе смещены кости и их надо составить обратно. В общем, понятно, почему лед на улице, и кажутся ледяными медики.
— Мне и самому стыдно с такой травмой в такой день время отнимать, — говорю.
— Мужики носки снимают, женщины — колготки, тоже связки рвут. Все бывает, — говорит медсестра.
Мне пора уходить. На моих часах 19:50. На часах травмпункта почему-то 12:45, при этом секундная стрелка движется.
— А че только не делали, — вздыхает медсестра. — И батарейку меняли, и к часовому мастеру носили, все равно идут, как попало.
Она это про часы сказала?
