Сибирские хризантемы, желтые фиалки, бразильские орхидеи: цветы дореволюционного Томска
Поговорим о цветах в дореволюционном Томске
Дореволюционные сибиряки поражали своих современников многими вещами: способностью выносить суровые морозы, сатирическим взглядом на мир, а еще любовью к цветам. Невзирая на все причуды климата, здесь выращивали розы и пальмы, хризантемы и орхидеи. Это неудивительно: когда по полгода зима, когда нет ярких красок, зелени и тепла, живые цветы служат лучшим напоминанием о будущем лете и жарком солнце.
В это самое время, когда нет сил ждать уже прихода настоящей, а не календарной весны, поговорим и мы о цветах в дореволюционном Томске.
Цветы: символ благополучия и достатка
В томских газетах тема особого отношения сибиряков к цветам поднималась довольно часто. Так, рассказывая об открытии в Томске нового Сибирского садового заведении И.Т. Соловкина, журналисты «Сибирской газеты» писали:
«Нам нередко случалось слышать от «российских людей» удивление по поводу пристрастия сибиряков к цветам. Действительно, помыкавшись по захолустным сибирским городкам, и даже селам, каждый убедится, что цветы составляют у нас как бы первый наглядный признак домовитости и довольства не только в мещанстве, но даже отчасти и в крестьянстве. Мыслимое ли дело в Великороссии, чтобы достаточная крестьянка не только выпрашивала «отсадочки», но и платила по рублю за небольшой олеандр? Между тем в Сибири подобные вещи довольно обыкновенны и не раз происходили на наших глазах» (СГ. 1883. № 10).
На этой фотографии богато обставленной комнаты дома купца Гадалова видно, что цветы занимают важное место в интерьере.
Прошло 20 лет, в 1903 году уже «Сибирская жизнь» подтверждает это наблюдение: «Обилие горшков с цветами на окнах было для наших столичных товарок неожиданностью; они в изумлении говорили: «Крестьянский дом, и столько цветов!» (иллюстрированное приложение к газете «Сибирская жизнь». 1903. № 180).
Польза от цветов, подчеркивали журналисты, самая прямая:
«Едва ли нужно говорить о гигиеническом и облагораживающем, вообще — о культурном значении садоводства и в частности цветоводства. Как известно, растения поглощают углекислоту и тем очищают в жилых помещениях воздух; таково в высокой степени значение растения Eucalyptus globulus, специально оздоравливающего атмосферу в смысле противолихорадочном. С другой стороны, садоводство ставит человека ближе к природе, дает пищу его эстетическим наклонностям, правильно развивает вкус, наконец — предоставляет разумное занятие в руки людей, которым некуда девать своего досуга. Таким образом оно полезно — хотя и не в одинаковых размерах и формах — как в рабочей, так и в обеспеченной среде» (СГ. 1883. № 10).
К пользе, красоте и престижу — понятиям, которые неразрывно были связаны с сибирским цветоводством — присоединялись и другие, более высокие материи. И здесь речь не только о домашних цветах, но и о сибирской природе в целом.
Кое-что о весне, цветах и экзаменах
На особое место цветов в жизни сибиряка обратил внимание известный сибирский публицист Григорий Николаевич Потанин. Он писал в «Сибирской жизни»:
«Впечатлительное детство навязывает нам симпатии, которые остаются при нас на всю жизнь. До конца нашего земного существования мы храним образы, которые поразили или заинтересовали нас на заре его. Это реликвии нашего блаженного детства, и мы с удовольствием принимаем напоминание об них во время нашего зрелого возраста. Как милы, например, нашему сердцу те цветы, которые окружали наше детство, и как весело бывает увидеть их вновь после продолжительного отсутствия с родины после многих лет, проведенных на чужбине.
Гуляя по университетской роще, томичи могли видеть обычные цветы, растущие в дикой природе Томска
Где-то я читал или от кого-то слышал о Ядринцеве (Николай Михайлович Ядринцев — друг Потанина), что желтая фиалка, которая растет в окрестностях Томска, где сибирский писатель и патриот провел свои детские годы, неизгладимо запечатлелась в его памяти и всегда вызывала в нем вереницу томских воспоминаний» (Сибирская жизнь. 1907. № 61).
Кто бы мог подумать: желтая фиалка как символ Томска! А вот «символом Барнаула», по воспоминаниям Потанина, выступал другой цветок:
«У Ядринцева, когда он издавал «Восточное обозрение» в Петербурге, был приятель, студент математического факультета. Это был преданный друг редакции, но он не мог служить ей литературным пером, потому что чувствовал себя в своей стихии только в мире цифр. Но этот математик имел впечатлительное сердце, и потому культ дифференциального и интегрального исчисления не сделал его недоступным для энтузиазма пред лицом природы. После скитаний по Европейской России в течение нескольких лет математику удалось попасть на родину в Барнаул, и он потом рассказывал своим друзьям, что как только он увидал мелкую полынь родных степей и маленькие лузики, то есть ирис, прячущиеся в зелени собственных листьев, как сразу почувствовал равновесие духа, которого ранее ему недоставало» (Сибирская жизнь. 1907. № 61).
Григорий Николаевич Потанин, как выяснилось, любитель цветов и весны.
И вот тут Потанин выходил к проблеме, которая созвучна любому сибиряку, особенно современному школьнику:
«Общение с природой воспитывает любовь к родине; наоборот, разобщение с природой препятствует образованию этого чувства. Поэтому порядки нашей школы, удерживающей учеников в стенах школьных зданий в течение весны, во время расцвета природы, в высшей степени антипатриотичны. В текущем году экзамены для многих детей затянулись до 15 июня; сидя за книжкой, они не видели весны. Это лишение весны в отношении отдельных лиц жестоко, а с общественной точки зрения весьма нецелесообразно.
Весна в образовательном смысле самое дорогое время на севере. Под тропиками сезоны года резко не выделены; там вечная весна: на одном и том же дереве одновременно одни цветы только распускаются, а на месте других уже дозревают плоды. На севере же растительная жизнь ограничена только несколькими месяцами, поэтому для северянина просидеть в заточении, в четырех стенах канцелярии или школы в то время, когда цветет природа, — большое лишение. Особенно это лишение чувствительно для нас, жителей Сибири. При нашем коротком лете весенний период, то есть время от первого пробуждения жизни до появления признаков ее убыли в виде отцветающих растений, время, когда в жизни природы наблюдается один прогресс, не нарушаемый еще ее упадком, словом, период настоящей весны, — очень непродолжителен, так непродолжителен, как нигде на свете. Ни для одной части населения земного шара это наслаждение весенней полнотой жизни природы не ограничено таким кратким сроком, как для населения Сибири, тем больше должна дорожить весенними днями сибирская школа» (Сибирская жизнь. 1907. № 61).
Прямо к тому, чтобы заменить экзамены общением с природой Григорий Николаевич, правда, не призывал, но вообще был бы, наверное, только за.
Томичи и Ботсад: все было непросто
Для дореволюционного томича самым доступным способом увидеть цветы, в том числе самые редкие, была прогулка в Ботаническом саду Императорского университета. «Сибирская жизнь» описывала его так:
«Ботанический сад при университете возник одновременно с основанием университета… Он расположен на южном участке университетской земли, частью на возвышенной ровной площади, частью на гривах, спускающихся по направлению долины р. Томь, к так называемому московскому тракту. Центральное место в саду занимают оранжереи, состоящие из трех отделений: тропического, подтропического и хвойного. В тропическом отделении имеются довольно хорошие экземпляры пальм, немного орхидей и другие представители жаркого климата. В подтропическом собраны типичные представители средиземноморской области (магнолия, мирт, аралия и др.) и сходных с ней… Разумеется, при ограниченности оранжерей они не могут сравниться по богатству с оранжереями столичных университетов, но во всяком случае содержат все, наиболее необходимое для наглядного знакомства с типичной растительностью различных климатических поясов. Перед оранжереями летом разбивается цветник» (Иллюстрированное приложение к газете Сибирская жизнь — 1903, № 157).
Территория университетской рощи и университетского сада была любимым местом прогулок дореволюционных томичей
Зимой администрация Ботанического сада приглашала томичей полюбоваться на диковинки:
«В оранжерее университетского Ботанического сада только что распустилась интересная бразильская орхидея Stanhorea insignus. Цветение продлится лишь несколько дней. Желающие могут осматривать с 2 до 4 часов дня» (СЖ. 1898. № 115).
Весной обращала внимание на то, что цветы можно увидеть, и не заходя в оранжереи:
«В Ботаническом саду вновь прибывшим из Казани ученым садовником Крыловым разбиваются клумбы. Господин Крылов привез массу редких растений, так что теперь, вместе с полученными в 1880 году из Петербургского ботанического сада, имеется уже до 1000 экземпляров различных растений» (Сибирский вестник. 1885. № 14).
Но, к сожалению, иногда на страницах газеты звучал буквально крик души директора сада, обращенный к публике:
«Рвать цветы и портить деревья воспрещается.
С наступлением короткого сибирского лета университетский сквер и Ботанический сад наполняется, особенно по праздникам, массой городских посетителей. При бедности Томска зеленью посетители, казалось бы, должны были особенно ценить гостеприимство сада университета, дающего им чистый воздух после уличной пыли, прохладу в знойный день и кустарники, несвойственные нашему климату. Университет, затрачивая значительные средства на устройство своих садов, не думает о благодарности, но имеет право рассчитывать на деликатное отношение гуляющих к цветам и деревьям. К сожалению, на деле оказывается другое. Несмотря на вывешенные объявления, гласящие, что «рвать цветы, портить деревья и скамьи воспрещается», многие из городских посетителей совершенно игнорируют требование администрации сада…
Одним словом, публика усиленно старается разрушать и опустошать то, то сад устраивает и насаждает. Гуляющие особенно не хотят понять, как это запрещают собирать обыкновенные полевые цветы. По этому поводу имею разъяснить, что для Ботанического сада очень важно сохранить и иметь под руками местную природную растительность, и еще важнее, чем клумбовые цветы, имеющие только декоративное значение.
Чтобы защитить Ботанический сад от опустошения гуляющими, у администрации есть радикальное средство закрыть сад для посторонних посетителей. Но, во-первых, это крайняя и нежелательная мера, и во-вторых, при этом пострадают лица, ни в чем неповинные (и таких, может быть, большинство); поэтому я решил еще раз обратиться к доброму чувству посетителей и просить их, в виду их же собственной выгоды, соблюдать вывешенные правила. В противном случае администрация Ботанического сада будет вынуждена закрыть сад для всех, не принадлежащих к составу университета, а для городских посетителей будут установлены особые билеты, которые будут выдаваться с осторожностью.
Директор Ботанического сада, профессор В. Сапожников. 1 июня» (СЖ. 1901. № 118).
Но вообще Ботанический сад был не единственным местом, открытым для знакомства томичей с цветами. Очень популярны были цветочные выставки, которые охотно организовывали представители различных организаций.
Сохранилась фотография экспозиции Томского исправительного арестантского отделения на одной из выставок садоводства и пчеловодства.
Здоровый дух цветочного соперничества
Еще в 1883 году, открывая в Томске свое Сибирское садовое заведение, И.Т. Соловкин мечтал о том, как он порадует будущих покупателей организацией выставки:
«Около Пасхи Соловкин намерен устроить цветочную выставку, сбор с которой должен поступить, в равных частях, в пользу Томской пожарной вольной дружины и общества для пособия начальному образованию. Он надеется иметь к этому времени до 600 штук растений в полном цвету.
В Томске есть частные оранжереи, кроме того, немало любителей комнатного цветоводства (как, например, господа Толкачевы) обладают коллекциями, хотя немногочисленными, но чрезвычайно интересными по развитию отдельных экземпляров тюльпанного дерева, китайской розы, фикуса и др. Без сомнения, лица эти примут участие в выставке как из благородного соперничества, так и ввиду назначения сбора. Если, как полагает Соловкин, соберется до 2000 штук растений, из которых половина будет в цвету, то выставка, со вкусом устроенная, снабженная фонтаном, клумбами, а по вечерам — эффектным освещением, обещает быть действительно интересной, привлечет публику и даст толчок дальнейшему развитию у нас цветоводства» (СГ. 1883. № 10).
Надо сказать, что Соловкин бесплатно пускал публику и в свой сад — ему было чем похвастаться:
«Несмотря на суровость сибирских зим, голландские луковицы зимовавших в грунте махровых и простых гиацинтов, тюльпанов, нарциссов, лилий, крокусов и атцетов видели многие любители в мае месяце в саде Солодкина в полном цвету; у него было посажено осенью в грунт до 13 000 штук этих растений, долженствующих представить весною, в полном цвету, прелестное зрелище. Вход в сад бесплатный. Все упомянутые выше растения, кроме нарциссов, лилий и тацетов, уже и в настоящее время можно видеть у Соловкина в полном цвету; есть, кроме того, цветущие же левкои, желтофиоли, розы, ацалии и мирты, конечно, выведенные уже не в грунте… Между прочим, имеется богатая коллекция роз и много интересных тепличных растений» (СГ. 1883. № 10).
Но постоянными выставки стали только в начале XX века, когда за их организацию взялось Томское общество садоводства. Они проводились на протяжении нескольких лет, и среди постоянных участников были не только собственно общество, Томский университет и арестантские отделения, но и садоводы-любители из Томска, Барнаула и буквально всей Сибири. На выставках демонстрировались овощи, садовые инструменты и разные сопутствующие товары, но нас интересуют цветы.
Сад при Томском обществе садоводов
Отзывы о выставках публиковались самые разные, но публицист Георгий Вяткин, посетивший как-то раз выставочный зал, подчеркнул:
«Мой взгляд тянулся к кустам азалий и туй, к хризантемам, розам, лилиям, камелиям, левкоям… До меня долетали фразы о том, что выставка неудачна, что в ней крайне слабо представлено сельское хозяйство сибирских крестьян… А я смотрел на цветы и деревья, на декоративные кустарники и украшения и чувствовал одно: «Люди хотят жить красиво, и стремление к красоте все растет… Садоводство и цветоводство с первого взгляда кажутся совсем ничтожными частицами в той огромной машине прогресса, которая расчищает землю для новой жизни, но они необходимы и прекрасны в своей роли» (СЖ. 1910. № 203).
Вырастить. Купить. Продать.
Общество садоводов занималось не только устройством выставок: на заседаниях обсуждались новейшие способы выращивания ягод, овощей — и цветов.
Так, на одном из заседаний «было заслушано сообщение господина Меликова об опыте грунтовой культуры роз. Из сделанного Меликовым сообщения видно, что при хорошем уходе грунтовая культура многих видов роз может развиваться и при томском суровом климате. Оставленные им на зиму розы (более нежные виды под прикрытием, а менее нежные без прикрытия) сохранились к весне хорошо — дали крупные побеги и много цветов, ничуть не уступающих горшечным. Цветы с нескольких перезимовавших роз Меликовым были предъявлены собранию. По словам Иваницкого, в Томске могут с успехом без прикрытия зимовать японские и шотландские розы» (СЖ. 1908. № 196).
Цветочную продукцию, естественно, не только показывали, но и продавали:
«Дешево продаются по воскресным дням, по случаю большого накопления растений, в оранжерее Сибирского садового заведения Соловкина, на верхней Елани... Большая коллекция роз, зимующих в грунту луковичных, ягодных, фруктовых растений. — Цены большей части их по покупной стоимости. Иногородние господа-любители выписывают почтою» (СГ. 1884. № 23).
Постоянная купля-продажа осуществлялась и простыми томичами. Из частных объявлений:
«Распродаются комнатные цветы, дорогих экземпляров нет».
«Продается большая белая камелия и другие цветы».
«За отъездом продаются: плюшевая мебель, трюмо, цветы…»
«По случаю продаются: хороший граммофон с пластинками, рододендрон и пальмы большие».
«Продаются розы штамповые, низкие чайные, ремонтантные гибриды».
«Продаются красивая большая туя и разные цветы».
Увы, продавались цветы, не только заботливо выращенные, но и бесплатно сорванные, о чем писали газеты:
«На улицах в последние дни появилось в продаже много цветущей черемухи. К сожалению, продавцы, видимо, не заботятся о судьбе деревьев, обламывая цветы вместе со старыми ветвями и даже сучьями. Следовало бы на это обстоятельство обратить внимание лесной стражи. В противном случае в городских лесных дачах вовсе не будет черемухи» (СЖ. 1915. № 97).
Прекрасная томская флора
Журналисты перечисляли следующие цветы, растущие в окрестностях Томска: «кандыки, кампанули, белые и желтые ромашки, астры, огоньки, томские желтые фиалки и шиповник» (СЖ. 1907. № 37).
А вот какое чудесное описание северных первоцветов (и кандыка в том числе) было приведено в иллюстрированном приложении к «Сибирской жизни» в 1903 году:
«Первой в середине апреля смело выкалывается из земли белая алтайская ветреница (Anemone altaica); вместе с ней по сухим склонам и лесным полянам появляются группы мохнатого ветреника-прострела (Pulsatilla patens) со светло-желтыми и лиловыми колокольцами. Лишь только подан первый сигнал к возрождению, решительнее развертывают свои соцветия синяя медунка (Pulmonoria mollis), желтая хохлатка (Corydalis bracteata), баранчик (Primula elatior), фиалка (Viola uniflora) и др. Все они как бы торопятся закрыть своими роскошными клумбами невзрачные останки отжившего поколения прошлого лета.
В этой нарядной свите по тенистым полянкам и часто по открытым лугам зацветает кандык (Erythronium dens canis) с розовыми цветами, напоминающими лилию; его же называют «собачий зуб» — за форму маленьких зимующих луковиц. Это миловидное растение узнает всякий житель Западной Сибири… В мае кандык исчезает вместе с веселой свитой первоцветов; на их смену пышнее и ярче развернутся саранка, марьины коренья, кукушкины башмачки и благоухающий касатик, но первоцветов мы будем ждать до следующей весны» (Иллюстрированное приложение к газете «Сибирская жизнь». 1903. № 121).
А знали ли вы, что кандык можно и варить, и консервировать? Оказывается, «кандык не только украшает обширные поляны Сибири и искусственные клумбы столиц, но также находит себе и практическое применение. Врачи классической древности употребляли его луковицы как лекарства против разнообразных болезней, но теперь это оставлено. Зато за ним сохранилось значение питательное. Маленькие длинные луковицы кандыка съедобны и в сыром виде, но жители приалтайских местностей употребляют их, разваривая в воде или молоке в виде кашицы. Луковицы нередко также консервируют в сушеном виде, для чего их нанизывают на нитки в виде щеток и сохраняют, употребляя по мере надобности. Наконец, некоторые инородцы умеют приготовлять из кандыка опьяняющий напиток (абырткаʹ)…» (Иллюстрированное приложение к газете «Сибирская жизнь». 1903. № 121).
***
А мы, современные настоящие сибиряки, ждем нашу весну.
