По старой памяти: питие без меры

Кажется, нигде по Сибири не пили так безобразно много, как в Томске. Пивные тут располагались друг от друга на расстоянии чуть ли не вытянутой руки. На углу Корнаковского и Дворянской — пивная. На углу Дворянской и Монастырского переулка — пивная. Всюду пивные! И торговали там из-под полы дрянной водкой да дешевым вином.

Если пройтись по одной лишь улице Белой, можно было насчитать пять мелких лавок, одну казенную и пивную. И в каждой торговали водкой...

Повальное пьянство имело в Сибири старинные корни. «Средний россиянин» выпивал за год примерно полведра или чуть больше. На душу сибиряка приходилось ведро с «хвостиком».

Все известные путешественники, оставившие описания Сибири двух- трехсотлетней давности, отмечали «разнузданность нравов» и лихое пьянство крестьян, городских обывателей, чиновников. Рассказывали о нем с такой экспрессией, с какой другие ведали миру о древних пирамидах или иных чудесах...

Безмерное пьянство сибиряков беспокоило и возмущало соседние азиатские государства. В XVIII веке сибирские купцы, торговавшие с Джунгарским ханством, частенько пропивали там и проигрывали свои товары. Китайцы жаловались на безобразное пьянство русских купцов, вследствие чего запрещали въезжать им в страну.

Вот рапорт в думу старосты мещанского общества — документ за 1801 год. «Томский мещанин Иван Киселев, — читаем, — всегда находится в пьянственном образе, ходит по торговым рядам, ругает всякого, как мужского, так равно и женского пола, не исключая начальников, и учиняет буйственные поступки». Причиной рапорта послужило злословие и неповиновение — на все другое смотрели обычно сквозь пальцы.

За столь «дерзкие, предосудительные поступки, наносящие всякого звания людям вред, по многократным жалобам оный Киселев довольно был унимаем и никакого страху и повиновения не имел». За что доставлен был в полицию, а после «выслан за караул», то есть на принудительные работы, сроком на неделю. С протрезвевшего охальника взяли подписку, дабы впредь ничего такого не совершал. Однако на пользу ему это не пошло: через некоторое время вновь нетрезвой «поносительной бранью обругал кого-то из начальства»...

Ежели кому-то пришло в голову наказывать за пьянство, в кутузку пришлось бы препроводить больше половины населения губернского центра. Ибо не запивались в ту пору лишь младенцы, немощные старцы да беременные женщины. Позже стали брать под арест за пьяное попрошайничанье, «праздношатание» и торговлю спиртным в неурочное ночное время. Некоторых за особенно «дурное поведение» могли выслать за черту города. Но для этого следовало уж очень крепко провиниться. По просьбе мещанского и ремесленного общества крепко «залившегося» обывателя дума лишала сословной принадлежности...

Самодельный «продукт» гнали, кому не лень. Казенная продажа, впрочем, тоже год от года набирала обороты. Гнали сорокаградусный напиток из хлеба и картофеля. Где не было в достатке того и другого, гнали водку из трав...

Управа пыталась упорядочить торговлю напитками. В 1903 году вышло постановление «О порядке устройства и содержания заведений трактирного промысла». Параграф первый запрещал открывать трактиры в подвалах. Затем следовало описание санитарных требований.

Торговать горячительными напитками в городе разрешали с семи утра до десяти вечера. Делать это дозволялось в театральных и клубных буфетах. А в пивных лавках можно было торговать виноградными винами, портвейном, медом. Приторговывали там, впрочем, и водкой. Владельцы пивных были на заметке полиции, как скупщики краденого. Каждый второй держал для клиентов «девочек». Пьяные драки с поножовщиной были там будничным делом. И заведений таких в Томске существовало множество.

«По распоряжению г-на полицмейстера в Томске была устроена облава на проституток, состоящих при пивных, — сообщала «Сибирская жизнь» в январе 1899 года. — В результате полиция задержала 35 девиц». На следующий день, совершив обход пивных, полиция арестовала еще 28 проституток, некоторые из которых оказались венерически больными. Две пивные, самые «развратные», велели вовсе закрыть...

В психиатрическую больницу поступали люди, впавшие в белую горячку. Социальное и имущественное положение, возраст, образование не имели при этом никакого значения. Купцы потребляли водку в тех же количествах, что и фабричные рабочие, а студенты пили не хуже мастеровых. Недаром же Чехов поведал про Томск в столичном «Новом времени», что «местная интеллигенция пьет водку, пьет неизящно, грубо и глупо, не зная меры и не пьянея...».

Мелкие торговцы продавали «фальсифицированную» водку: разбавляли водой, примешивали соль и порошки, развивающие жажду. В городских лавках продали денатурированный спирт — дешевый осветительный материал. Пили его вместо водки. «Поначалу, — говорили, — малость тошнит, а потом ничего, привыкаешь!»

В начале ХХ столетия в Томске действовало 20 трактиров «с продажей крепких напитков» и 89 пивных лавок. В постоялых дворах тоже «подавали» — их в Томске было больше шестидесяти.

Мальчишки-пирожники торговали тайно водкой у входа в цирк Стрепетова. Торговки на базаре украдкой предлагали «мерзавчик». А что вытворяли пьяные извозчики? Гоняли, не разбирая дороги, с диким криком, наезжали на людей, сшибались на полном ходу с подводами — так что без увечий не обходилось...

По улицам шаталась бродяжка по кличке Павлиха — ее знали все городовые и околоточные. Вечно пьяная, замызганная особа. Ругалась она хуже извозчика. А бывало, кидалась на кого-нибудь с кулаками или принималась плевать прохожим в лицо.

Или вот забавный персонаж. У факультетских клиник можно было встретить пожилого пьяного субъекта, который просил пустить его на ночлег. Когда ему резонно внушали, что не пил бы, хватало бы денег на ночлег, знаете, что он отвечает? Попробуйте постоять весь день тут на холоде, небось напьетесь...

Среди «забав», сопутствующих этому пороку, можно отметить так называемые «войнишки». Театром «военных действий» служили глухие места Каштак и Бочановка. Бились там не только молодые, но и старики. Враждовали небольшие группы, а иногда целые части города. Кто проходил мимо таких побоищ, рисковал вернуться домой с разбитой физиономией...

Да уж, физиология города, давала для наблюдений богатую пищу! Взять хотя бы бродяг, именующих себя «народными артистами» — было их в городе ох как много. За две-три копейки с человека давали представление: отгрызали край стакана, измельчали стекло зубами и запивали его квасом. Показывали другие «чудеса». Балаганные шуты, уличные клоуны потешали публику всяк на свой манер. У пивных лавок в укромном месте, по слухам, можно обозреть и вовсе непотребное. Одни жевали лошадиный кал, другие снимали штаны и принимаются в таком виде плясать трепака.

Около цирка вечерами шатался субъект, который предлагал за три рубля пробежать по улице, пардон, без нижнего белья. По улицам забавы ради водили медведей — с цепью на шее или в губе. Несчастное животное кувыркалось и плясало. Появлялись шарманщики. Унылые, скрипучие, немилосердно фальшивые звуки раздавались чуть ли не с каждого двора. А иные выступали с Петрушкой, показывают «тиятр»...

Ходил по городу старик-китаец с ларцом за плечами. Торговал лекарствами своего изготовления «ото всего», беря за снадобье высоченную плату. Публика — ничего, покупала...

Вообще, надо заметить, в Томске было ужасно много шарлатанов, знахарей, аферистов. Судить можно по газетам. Один выдавал себя за сыщика, имеющего бумагу за подписью самого губернатора, и шантажируя ею, всячески безобразничал, а на поверку вышло, что это фельдшер сельской лечебницы. Другой в вагонах третьего класса поезда, следующего до Тайги, продавал «сюрпризные» коробочки с якобы золотыми, серебряными и медными украшениями. В коробочках лежали простые дешевые кольца и серьги.

На базаре шарлатаны предлагали сыграть в «петельку», «наперсток» или в три карты. Покуда шла надувательская игра, другие путешествовали по карманам зевак. На толкучем рынке некий старик торговал «автографами» Гоголя, Тургенева, Данилевского и прочих знаменитых писателей. Там же, на рынке, продавали якобы старинные монеты и «древние» иконы. Поддельный псалтырь стоил 890 рублей, поддельный крест — полсотни. Подделкой занимались целые мастерские.

Не гнушались откровенным надувательством порой и солидные предприниматели. Один купчина скупил большую партию тухлых яиц. И продал не в розницу, а оптом мелким торговцам, нажив капиталец. Те скупили тухлый товар по дешевке, и зная о его качестве, принялись бойко торговать по всему городу...

А нищие? В Томске было множество нищих. Не было церкви, улицы, где не натолкнулся бы на нескольких нищих. Они ходили по домам, просили милостыню, выдавая себя за погорельцев, еще невесть кого. Попадались прилично одетые субъекты, которые рекомендовали себя разорившимися дворянами, приезжими, ограбленными в темную пору. Если повезло, проходимцы получали бесплатный обед и даже крышу над головой.

Домашние обеды давали многие томичи: для студентов, мелких чиновников, учащихся. Готовили совершенную бурду, но голодному человеку разбирать не приходилось. Кусок хлеба выпрашивали, бродя по домам, дети бедноты — оборванные, исхудалые, грязные существа. Попрошайничали, иногда с ловкостью профессиональных воров подбирая все, что плохо лежит. Ходили сектанты-иоаннитки. В руках — узелки с завернутыми в тряпки иконками, брошюрами, картинками. «Душеспасительный» товар разносили по дворам, торговали им на базаре, вещая о скорой кончине мира доверчивым неграмотным крестьянам...

По улицам города свободно бродил домашний скот. От бродячих собак просто не было проходу. А на заборах, тянувшихся вдоль дорог, можно было узреть неприличные надписи и рисунки. Свои похабные произведения «шутники» помещали на визитных карточках, прибитых к дверям и на передних входах домов. Бывало, прикрепят кому-то сзади на сюртук бумажку с известной надписью, и ходит несчастный весь день по городу, не в силах понять, отчего все над ним потешаются. «Наскальной живописью» расписывали стены каменного забора семинарии...

С наступлением сумерек по некоторым улицам, невозможно было пройти, не будучи уверенным, что тебя не ограбят или не изобьют. Про городские окраины, пристанища воров и душегубов, не приходится говорить...

O tempora, o mores!

Спросите, что было причиною низких нравов? Ссылка, судари мои, многовековая ссылка. Да еще переселение...