Только южный ветер спас Томск от эвакуации (фото)

6 апреля 1993 года после обеда по Томску поползли тревожные слухи. Якобы в Северске на Сибирском химическом комбинате произошел взрыв на ядерном реакторе. Радиоактивное облако, возможно, вот-вот накроет областной центр. Нужно срочно бежать. Но куда?

В одном из томских техникумов учащиеся после 13 часов почувствовали жжение и першение в горле, многие стали кашлять. Информации о том, что на самом деле случилось на радиохимическом заводе СХК, не было никакой. Даже губернатор Виктор Кресс узнал об аварии с выбросом радиации через два часа из… Москвы. На следующий день появилась ясность, слухи об аварии на реакторе официально опровергли. Оказалось, что в 12 часов 58 минут взорвался химический аппарат АД-6101/2 в цехе № 1 РХЗ, размером с половину железнодорожной цистерны. Часть здания была разрушена, возник пожар. А процентов 10-15 из 25 кубометров раствора, содержащего соединения урана, плутония и других радионуклидов, были выброшены наружу.

В тот день ветер дул на север-северо-восток. И образовавшийся после взрыва радиоактивный «хвост» осел на территории, где проживало очень мало людей. Причем смена направления ветра произошла буквально за полчаса до аварии. Вдобавок повалил густой снег и прижал радиацию к земле. От нее пострадали деревни Георгиевка и в меньшей степени Наумовка. В Томск слетелось высокое начальство из Минатома, иностранные корреспонденты, экологи, эксперты МАГАТЭ. Хотя за семь лет до этого инцидента произошла катастрофа в Чернобыле, паники и неразберихи было достаточно. Многие томичи стали глотать любые препараты, содержащие йод. Некоторые даже пили спиртовой раствор йода, разбавленный молоком. При этом они, конечно, обжигали себе горло и пищевод. Многие семьи срочно уехали в деревни, в Кемерово, Юргу и Новосибирск.

После аварии наблюдались попытки атомного ведомства преуменьшить размеры аварии. Так, газета «Известия» 8 апреля сообщила, что «зона загрязнения ограничивается территорией завода». Хотя радиоактивное облако выпало и на автодорогу Томск — Самусь, посты дозиметрического контроля были выставлены на ней только 7 апреля.

Сразу после взрыва на место аварии в полуразрушенный цех прибыли пожарные. Они быстро ликвидировали возгорание. Вот как об этом рассказывал один из работников СХК А. Григорьев:

«Через две минуты (после взрыва) караул в составе шести человек во главе с начальником пожарной части подполковником Дунаевым выехал на место происшествия. Начальник караула, молоденький лейтенант Шарлаимов, которому от роду всего 21 год, раздавал всем индивидуальные кассеты для определения гамма-облучения. Дозиметрический прибор ДП-5В был уже приготовлен и лежал у него на коленях. Впереди неизвестность. Чернобыльские события многому научили.

Офицеры Дунаев и Шарлаимов направились к развалинам. Через некоторое время Шарлаимов спросил:

— Ну, как там? Сильное излучение?
— Вот такое, — провел Дунаев себе по горлу, — нужна срочная разведка.

Подошел главный инженер завода В.А. Скуратов.

— В первую разведку я сам пойду, — он поправил респиратор на носу.
— Я с вами, — заявил подполковник Дунаев.
— Хорошо, — Скуратов обрадовался смелости руководителя пожарной охраны, — нам с вами придется идти порознь, чтобы сразу охватить все отделение. А вы, — он обратился к лейтенанту Шарлаимову, поняв по его взгляду, что тот тоже готов с ним идти, — ступайте в сторону автопроезда и проведите разведку там. Разведчики двинулись вперед…»

Как видим, первыми кинулись грудью закрывать людей от атомной смерти, как и Чернобыле, молодые пожарные. Они даже сами вели радиационную разведку.

Многочисленные комиссии скрупулезно выясняли причины аварии. Оказалось, что неконтролируемая химическая реакция в злополучном аппарате началась еще за час до взрыва. То ли слишком крепкой азотной кислоты налили в емкость с радиоактивным раствором, то ли вовремя не перемешали… Непосредственную вину за аварию повесили на аппаратчика, в ту злополучную смену следившего за химически процессом. Но более подробный анализ говорит о другом.

Еще за два с половиной года до аварии главный инженер РХЗ Б. И. Курага сообщил в ответ на запрос из Госатомнадзора: «…принят ряд проектных решений, которые позволяют пресечь неконтролируемое развитие аварийной ситуации».

Как оказалось, после того, как аппарат стал стремительно нагреваться, работникам РХЗ оставалось только беспомощно наблюдать за этим катастрофическим процессом. Ибо никаких технических средств вмешаться в него у них не было. Проектом не было предусмотрено. Да еще после взрыва аппарата целый час «искали» генерального директора СХК Геннадия Хандорина. И он узнал об аварии с большим опозданием.

Директором радиохимического завода в 1993 году был Владимир Короткевич. Спросить бы у него, почему он до аварии не принял мер по реконструкции системы управления аппаратами в цехе № 1 для обеспечения безопасности… Ведь Госатомнадзор за несколько лет предупреждал руководство РХЗ о несовершенстве этой системы. Вместо конкретных технических мер была отправлена в адрес контролирующей инстанции откровенная отписка: мол, все меры приняты. Кстати сказать, вероятность такой аварии на РХЗ оценивалась тогда, как одна миллионная (!). Подобное шапкозакидательство чуть не окончилось эвакуацией областного центра.

Но вопросы задавать журналисты Владимиру Короткевичу смогут только после суда над ним. Ирония судьбы. После аварии 1993 года всю вину и ответственность принял на себя тогдашний генеральный директор СХК Геннадий Хандорин. Он принял исчерпывающие меры по ликвидации последствий аварии, разработал и осуществил комплекс технических решений по недопущению впредь неконтролируемых химических реакций на РХЗ. Геннадий Петрович стоически переносил все пинки и оплеухи от радикальной «зеленой» прессы. И сейчас, будучи на пенсии, Геннадий Хандорин активно работает над проблемой принципиального уменьшения вреда от радиоактивных отходов. При его содействии на СХК успешно разрабатываются средства для уничтожения этого проклятия ядерной энергетики.

Недавно в разговоре о будущем СКХ Геннадий Петрович сказал мне:
«Если бы я тогда уволил с работы Короткевича, а все основания для этого были, он бы не сидел сейчас в тюрьме…». А может быть сегодняшняя ситуация с Владимиром Короткевичем — своеобразной расплатой за грехи начала 90-х годов прошлого века? Бог весть…

Кстати сказать, в 2006 году томский предприниматель по жизни и физик по образованию Юрий Лирмак издал некоммерческим тиражом книгу «Как выжить в Томской области». В ней он задался вопросом: а готовы ли мы к повторению аварии 1993 года, если ветер будет дуть в сторону Томска? Книга получилась замечательная. Особенно ценны там советы жителям областного центра в случае повторения аварии на РХЗ. Я бы лично на месте руководства СХК выдал Юрию Лирмаку почетную грамоту за эту полезную книгу. Но бывший в то время генеральным директором СХК Владимир Короткевич лишь недовольно побрюзжал в адрес автора. И на его разумные вопросы вообще не ответил.

К великому счастью, Чернобыля в Северске в 1993 году не случилось. Злополучный аппарат АД-6101/2 на РХЗ ликвидирован, это место залито бетоном и, говорят, покрыто свинцовой плитой. На СХК давно остановлены все ядерные реакторы, и плутоний для атомных бомб больше не нарабатывается. Кажется, безопасность томичей и северчан повысилась. Но еще и еще раз подтверждается простая мысль: нет системы безопасности лучше, чем честные люди. Чем меньше будут врать чиновники, чем меньше будет коррупции и очковтирательства, тем безопаснее будут жить наши дети.

Авария на СХК 6 апреля 1993 года широко освещалась в мировой прессе. Но все снимки, появившиеся в газетах и журналах, были одного происхождения. Их после аварии сделал собственный корреспондент агентства «ИТАР-ТАСС» по Томской области Владимир Казанцев. Он один был допущен на РХЗ, где радиация зашкаливала. Его снимки опубликовали более 60 иностранных информагентств. Переодетый в специальную робу, Владимир Анатольевич в сопровождении дозиметриста прошел по разрушенному цеху, по загрязненной радионуклидами территории завода. Сколько он тогда радиации нахватал, знает только он сам.

Иностранные журналисты буквально атаковали его. Просили, умоляли провезти их в багажнике машины на РХЗ, совали доллары и марки. Один фотожурналист даже пытался надеть Казанцеву на шею свой дорогущий фотоаппарат, чтобы тот им сделал хотя бы три снимка в полуразрушенном цехе № 1. Обещал подарить эту многотысячедолларовую камеру и дать в придачу много валюты. Владимир Казанцев, вежливо улыбаясь, всем отказал, денег не взял и отлично выполнил свою опасную репортерскую работу. За что заслужил персональной благодарности от генерального директора «ИТАР-ТАСС».

Вы можете посмотреть фотокопии газетных вырезок, где рассказывалось об аварии 1993 года. Черно-белые, они точно передают дух того времени. А фото в них сделал ветеран томской журналистики — фоторепортер Владимир Казанцев.