Ответственный за взрыв

Накануне Октябрьский районный суд приступил к рассмотрению по существу дела о взрыве в многоквартирном доме на Сибирской, 33. Напомним, взрыв бытового газа произошел в квартире во время монтажа натяжных потолков 30 ноября прошлого года. Три человека погибли. Обвиняется работник АГЗС, заправивший газовый баллон с грубыми технологическими нарушениями.

Первое заседание было перенесено: подсудимый сообщил, что отказался от услуг своего защитника «в связи с материальными затруднениями» и просил предоставить адвоката за счет федеральных средств — так называемого «адвоката по назначению». Суд удовлетворил ходатайство. Однако подсудимый в последний момент передумал и в понедельник появился в зале суда с прежним защитником: видимо, материальные затруднения удалось как-то разрешить. Судье Людмиле Матыскиной оставалось только поблагодарить и отпустить нового адвоката.

Далее участники процесса стали решать вопрос о возможности присутствия на рассмотрении дела прессы. (Заседание-то, конечно, открытое, и женщина, которая представилась как «слушатель», была допущена без проблем. Но СМИ — статья особая). Подсудимый, естественно, возражал.

— Почему? — поинтересовалась судья.

Мужчина наклонился к своему адвокату:

— Почему я возражаю?

— Потому, — отчеканил защитник, — что присутствие журналистов может дестабилизировать судебный процесс!

Далее поинтересовались мнением потерпевших. Один за другим шестеро человек высказались против публичности судебного разибрательства. Они уже устали от пристального внимания общественности к своему несчастью. Да и не все детали этого шокового события должны стать достоянием гласности... Вот если бы власти не восстановили дом на Сибирской, 33, да расселили куда попало погорельцев — вот тут вмешательство журналистов было бы очень кстати. А так — извините и покиньте зал заседания!

Гособвинитель Татьяна Кошкина потерпевших поддержала, но судья выбрала компромиссное решение. Председательствующая предложила троим представителям СМИ присутствовать при оглашении обвинения — все-таки это достаточно информативный документ, из которого четко видно, что произошло, кто и на основании чего обвиняется. Потом планировалось устроить перерыв, после чего участникам предстояло давать показания уже в закрытом режиме.

Речь гособвинителя не содержала ни общечеловеческих оценок, ни эпитетов, тем не менее достаточно точно характеризовала подсудимого:

«С 29 марта 2004 года по 8 апреля 2004 года он прошел обучение в учебном комбинате ЖКХ. Сдал экзамен на знание правил безопасности при эксплуатации автомобильно-заправочных станций сжиженного газа. Допущен к эксплуатации газового оборудования АГЗС, сливу газа из автоцистерн в сосуды АГЗС, заправке газовых баллонов. Пройдя стажировку в количестве десяти смен, допущен к самостоятельной работе. В 2005 году назначен на должность наполнителя баллонов. Впоследствии не реже одного раза в 12 месяцев проходил проверку знаний по безопасным методам работы. Помимо этого, под роспись ознакомлен с инструкцией наполнителей баллонов автомобилей, работающих на сжиженном газе».

Однако, несмотря на обучение, стажировку, эказмены и подписание инструкций, оператор проигнорировал положенные меры безопасности и грубейшим образом нарушил должностные обязанности. Ни оборудование, ни площадка АГЗС на Смирнова, 1, не были предназначены для заправки бытовых баллонов. Не располагала станция и установкой для контроля заполнения баллона. Одним словом, можно было бы сразу предположить, что на Сибирскую, 33, отправляется мина замедленного действия. И «оператор по наполнению баллонов» не мог этого не знать.

Далее случилось то, что случилось: корпус баллона не выдержал внутреннего давления и лопнул. В жилом доме прогремел взрыв, с эпицентром в квартире № 72. Рухнули перекрытия между девятым и десятым этажами, начался пожар. Трое человек погибли, двое получили тяжкие телесные повреждения, один — средней степени тяжести и трое — легкой степени.

«Один из рабочих, заправивших баллон на Смирнова, 1, получил ожог пламенем на площади 91 процент, ожог дыхательных путей, которые относятся к категории тяжкого вреда здоровью как опасные для жизни», — сказала Татьяна Кошкина.

После зачитывания обвинения перед допросом потерпевших планировался перерыв, но судья почему-то его не объявила, и журналисты так и остались в зале, на правах забытых слушателей. Правда, и вели себя скромно: фотокамерами не щелкали, диктофоны особенно напоказ не выставляли.

Показания первой пострадавшей длились около часа. Женщина четко и последовательно излагала события трагического дня, однако и у гособвинителя, и у адвоката нашлись дополнительные вопросы. По окончании допроса судья предложила озвучить сумму гражданского иска и обосновать его. Потерпевшая оценила причиненный ей моральный ущерб в 300 тысяч рублей.

— В чем выражались ваши моральные страдания? — попросила уточнить судья.

— Было очень страшно... После взрыва мы с Еленой Огинской (впоследствии погибшей в больнице — прим. ред.) бросились в комнату, на балкон и заперлись там. Комната мгновенно наполнилась дымом, дышать было невозможно. Я выбила окно в лоджии, мы стали звать на помощь... То есть, по сути, оказались замурованы на этом десятом этаже. Гарантии, что нам помогут, у нас абсолютно никакой не было. Мы боялись либо замерзнуть, либо сгореть. Провели на этой холодной лоджии минут сорок — сначала у меня никак не получалось выбить замерзшее стекло, потом еще полчаса из-за каких-то ограждений к дому не могла подъехать машина. Когда, наконец, стали тянуть лестницу, она постоянно что-то задевала — люди открывали окна на балконах. Нам кричали снизу: «Подождите! Только не прыгайте!..»

Когда спасатели наконец поднялись к нам, первую стали спускать Елену Огинскую — она была в более тяжелом состоянии, чем я. При этом сотрудник МЧС сказал, что внутрь идти опасно — в любую минуту дом может начать рушиться... Я осталась на балконе одна с этой мыслью — то ли сгорю, то ли завалит... Было очень страшно, особенно когда загорелась соседняя с нашей квартира.

Из больницы я вынуждена уйти, не долечившись, — именно поэтому мое физическое состояние оценивается как «легкий вред здоровью». Узнав о взрыве, моя дочь испытала тяжелый психологический шок, практически всю зиму провела в больницах. Ее не признали потерпевшей на том основании, что в момент взрыва она не находилась дома. Считаю, что мне и моей семье причинен ущерб — физический, нравственный и моральный, и оцениваю его в 300 тысяч рублей, — настаивала женщина.

Подсудимый не согласился ни с выдвинутым против него обвинением, ни с предъявленным иском, но свои пояснения и возражения намеревается высказать после всех выступлений потерпевших и свидетелей.

В день судебного заседания нам удалось поговорить с Вячеславом Терентьевым. Взрыв унес жизнь его жены Елены Огинской. Мужчина остался один с маленьким сыном:

— Этот человек — оператор АГЗС — конечно, нарушил должностные инструкции и должен заплатить штраф. Но я не настаиваю на реальном лишении свободы — у него у самого, по-моему, двое детей. Я считаю, что виновата фирма — поставщик услуг, «Альянс-Групп». Ее рабочие обязаны были знать, что заправляются с нарушениями, ведь не дети малые... Я считаю, что заправщик, получающий свои 20 тысяч или уж не знаю, сколько, в жизни не выплатит всем потерпевшим суммы морального вреда. Я заявил пять миллионов. Где он их возьмет, даже если и сядет? — уверен Вячеслав Терентьев.

По логике вещей, «Альянс-Групп» должна разделить ответственность с оператором, ведь фирма не имела права доверять опасные работы связанные со взрывчатыми веществами неквалифицированным сотрудникам. А квалифицированные обязаны были знать, что заправляют злополучный баллон с грубыми нарушениями.