Лариса Романова: «Историческое наследие — это вопрос национальной безопасности»
Представьте — вам подарили курочку, которая несет золотые яйца. А вы сварили из нее бульон. Примерно то же самое томские власти уже несколько десятилетий делают с нашей деревянной архитектурой. Обладая сокровищем мирового масштаба, мы бездумно уничтожаем то, что досталось нам от предков. За какие-то 20 лет — с 1984 по 2003 годы — Томск утратил 1 035 деревянных домов. Сначала под бульдозер пошли «гнилушки»-развалюшки. В последнее советское десятилетие по старинному купеческому, уютному городу поплыли «белые корабли», как высокопарно величали тогда стандартные панельки 75-ой серии. А в «лихие 90-е» деревянную архитектуру и вовсе подвергли аутодафе: пожар стал обычным (и самым дешевым) способом освободить площадку под застройку. Тогда Томск потерял настоящие шедевры. В 2004-м процесс удалось затормозить, но не остановить. О том, что мы пока еще имеем и не храним, наш корреспондент побеседовала заведующей кафедрой реставрации и реконструкции ТГАСУ, советником РААСН, членом томского регионального отделения Союза архитекторов России, государственным экспертом по проведению государственной историко-культурной экспертизы, доцентом Ларисой Романовой.
***
— Лариса Степановна, вам не кажется, что в последнее время процесс уничтожения деревянной архитектуры как-то активизировался? Снова запылали дома, возобновились разговоры о ревизии перечня объектов, стоящих на охране, неожиданно резко — почти в десять раз — обрубили финансирование из городского бюджета, а область уже много лет вообще не дает ни копейки... Все очень напоминает ситуацию начала двухтысячных. Пройдешь по городу — ощущение обвала.
— У меня такое же впечатление. Только тогда в городе не было такого количества расселенных домов. Жилье признается ветхим, людей выселяют, окна и входы в домах закрывают щитами или металлическими листами — выполняют своего рода консервацию до начала ремонтно-реставрационных работ. Но, по сути, дома остаются на растерзание вандалам. И это понятно. Когда у дома нет хозяина, некому его охранять, да и спрашивать не с кого. Что же касается финансирования, то в прошлом году город все-таки выделял деньги на капитальный ремонт, причем больше, чем в предыдущие годы.
— Вроде бы исходили из добрых побуждений...
— Благими намерениями известно, куда вымощена дорога. А вообще, у меня складывается впечатление, что расселение и консервация деревянных домов в таком количестве и практически без реальных перспектив обрести хозяина и быть отремонтированными — это такой короткий путь на кладбище. Может быть, я ошибаюсь, но выглядит это именно так. 30 мая 2014 года я участвовала в объезде мэром деревянной архитектуры нашего старинного города, имеющего статус исторического поселения федерального значения. Мы беседовали с Иваном Григорьевичем и он произвел на меня приятное впечатление, показался вполне понимающим человеком. Но... Ничего же не меняется. Дома по-прежнему расселяют, потом они горят, а так как по распоряжению губернатора строить на пожарищах ничего нельзя, на их месте появляются общественные пространства. И это преподносится как благо: там играют дети. А может для игр найти какие-то другие пространства? А для детей сохранить то, что нам досталось в наследство, чтобы они гордились тем, что построили наши предки? Сохранение национальной культуры во многих странах отнесено к сфере национальной безопасности. В США, например, за сохранение наследия отвечает Пентагон.
— Ну, если бы у нас эту сферу отдали бы министерству обороны, мало бы никому не показалось — судя по тому, в каком виде оно передает гражданской власти свои объекты... Но эти мини-скверики, которыми так гордятся их создатели, это действительно верх безвкусицы.
— Конечно. Самый яркий пример — на углу улиц Красноармейская и Герцена. Я прекрасно помню, какой там стоял интересный дом, мы его неоднократно обследовали. А теперь там якобы сквер-музей, где томичи и гости нашего города знакомятся с уникальной деревянной архитектурой. Все наличники, которые там демонстрируются, ничего общего не имеют с историческими, подлинными — пропорции нарушены, резьба компьютерная. Да никакого отношения это не имеет к тому, что делали наши предки! Никогда на фальши, на грубых подделках мы не воспитаем подрастающее поколение, способное вывести страну из нравственного и экономического кризиса.
— Порой можно услышать и с самого «верха», что нужно сносить все «горельники» и на их месте строить точные копии старых домов. Но ведь это означает замену подлинного исторического дома новоделом, не имеющим ни культурной, ни исторической ценности. И статуса памятника он автоматически лишается.
— «Верхи» не могут знать всего. У них должны быть компетентные советники. К сожалению, я не знаю, кто бы в областной администрации мог исполнять эту роль в сфере сохранения наследия, в частности — деревянного зодчества. Причем аналогичная ситуация складывается и на городском уровне. После ухода из мэрии Евгения Паршуто вообще непонятно, кто из замов будет курировать эту сферу. По-моему, всем остальным тема деревянного зодчества глубоко безразлична. Я была бы рада ошибаться по этому поводу. А тут еще и кризис в очередной раз…
— Который позволяет все списать на отсутствие денег. Около десяти миллионов на «деревяшки» на весь 2016 год в городском бюджете — это похоже на издевательство. А область уже годы и годы ничего не вкладывает в сохранение деревянного зодчества.
— О-о, я даже и сказать не могу, когда финансирование прекратилось. Еще при прежнем губернаторе. На нового губернатора в этом отношении многие возлагали большие надежды: Сергей Анатольевич Жвачкин всегда подчеркивал свою любовь к томской старине, а недавно сказал, что областная власть «занималась, занимается и будет заниматься сохранением деревянной архитектуры Томска». Но заниматься — это в первую очередь значит иметь соответствующую строку в бюджете. А ее нет.
Губернатору, конечно, непросто — «тяжела ты, шапка Мономаха»... У него ведь очень нелегкая задача. Много сфер жизнедеятельности области и областного центра следует охватить. И денег действительно не хватает. Но... Метафора с курочкой вполне себя оправдывает. Вложив миллионы, мы можем получить миллиарды. Я еще не встречала ни одного гостя Томска, особенно из-за рубежа, который не восхищался бы нашей деревянной архитектурой. И не поражался бы тому ужасающему состоянию, в котором она находится. Нигде — ни в Европе, ни в Азии мы не найдем такого отношения к своей культуре, материализованной в архитектуре. Сегодня Томск оказался единственным российским городом, где сохранились целые массивы деревянной застройки, которые хранят градостроительную культуру, технологические приемы работы с деревом, выработанные веками, нашу историю в различных ее проявлениях. В этом и есть наше отличие, неповторимость. Вот он тот самый БРЕНД, который ищут уже не одно десятилетие. В других городах остались, увы, или одиночные дома, окруженные современной застройкой или новоделы, которые значительно отличаются от подлинников, как правило, утраченных безосновательно. В Томске, к сожалению, такие примеры тоже есть. Это дома на улицах Дзержинского, 21, Бакунина, 6, Крылова, 2 и другие. На перекрестке проспекта Кирова и улицы Красноармейской уничтожили прекрасное здание. Снесли крепкий деревянный дом, поставили бетонную коробку и облицевали ее деревом. Подобная ситуация возникла и с усадьбой Желябо.
— И город тогда проиграл все суды... Ну и что же со всем этим делать? Как бороться-то? Против лома нет приема.
— Наиболее действенный и приемлемый путь — ПРОСВЕЩЕНИЕ. Необходимо это делать со знанием и любовью. Раскрывать многосторонние качества дерева, как строительного материала, который выращивает для нас сама природа. Люди намного умней и светлей, чем мы о них думаем. Таким образом формируется общественное мнение и взгляды людей, стоящих у власти. Об этом свидетельствует не только опыт северных стран Европы, но и наш собственный. В начале 2000-х ситуация тоже была критическая — горели деревянные дома, красные многоэтажки бесцеремонно вторгались в исторический центр Томска, общественность устраивала пикеты, писала письма в высшие инстанции. В 2004-м году на праздничном, в честь «Женского дня», губернаторском приеме доцент ТГУ Элеонора Львова рассказала о реальной угрозе утраты деревянного зодчества в нашем старинном городе.. Это был первый камешек. А в итоге был создан и начал активно работать общественный совет во главе с губернатором, была разработана программа, утвержденная на уровне Российской академии архитектуры и строительных наук, пошло финансирование из области. На бюджетные средства была отреставрирована Верхняя и частично Нижняя Елань, на очереди были Воскресенская гора, Заисток, Болото...
— Но потом что-то случилось. И Кресс, помнится, сказал, что ему надоело вытирать городу сопли. И все «там, наверху» заговорили о том, что никакого бюджета не хватит на реставрацию «деревяшек», надо искать инвесторов.
— Конечно, не хватит. Инвесторов и впрямь нужно искать. Только вот я не пойму, у нас в городе кто этим занимается? И как? Знают ли эти люди и верят ли в то, что жить в деревянном доме — здорово? Гораздо лучше, чем в панельной и даже кирпичной многоэтажке? Что настоящее элитное жилье — это усадьба в центре города, с собственным двором, садом, флигелями, где могут жить члены семьи разных поколений... На весь умный Томск не найдется несколько десятков состоятельных бизнесменов, которые хотели бы так жить? Я уверена, что найдется. Это только одна форма привлечения средств. У нас на кафедре разработано множество проектов использования деревянных домов. Я часто привожу в пример Пушкина, 24. Это был хороший, красивый дом уже расселенный. Для потенциального инвестора мы предложили разработать проект. Это было весной 2012-го года. Дипломный проект был защищен спустя год. Предполагалось, что внизу будет детское кафе «Карусель времени» с интерьерами и сладкой кухней конца 19 — начала 20 века, а на втором этаже — просторная квартира для хозяина и его семьи. Осенью 2012 года в доме был пожар. В проекте были разработаны противоаварийные и консервационные мероприятия, которые реально можно было выполнить. Но до сих пор чиновники так и не определились, кому же все-таки это здание отдать.
— Детского кафе там теперь точно не будет. Еще одна историческая ниточка, которая могла бы связать прошлое и настоящее, оборвалась.
— Да. Мы лишаем своих детей корней, а значит будущего. Для завоевания такого народа не нужны ни танки, ни ракеты. Надо просто лишить этот народ прошлого. Что мы успешно и претворяем в жизнь.
— При этом очень громко кричим о патриотизме и принимаем разнообразные программы. «Развиваем» въездной туризм. Что показывать-то будем? «Изумрудный город»?
— Знаете, у нас в университете более 15 лет существует архитектурно-строительная школа для старшеклассников. Первому курсу (десятиклассникам) я читаю курс по истории томской архитектуры. На первом занятии всегда спрашиваю у школьников: какие они могут назвать исторические здания в Томске, что они знают о деревянной архитектуре, что им рассказывают в школе... Так вот: последние шесть — семь лет — ни-че-го. Нет ни урока краеведения, ни экскурсий по городу. И это в умном городе, где есть инновационные площадки... Да не может быть никаких инноваций на пустом месте! Это миф!
— Лариса Степановна, в качестве последнего аккорда: все-таки 701 дом — это не многовато? Ведь в перечень вошло много совершенно неказистых строений. Так ли уж нужно их сохранять? Ну понятно, фоновая застройка, сохранение исторической среды... Но кое-где уже и фона-то никакого не осталось, одно «убожище». В начале осени шла я как-то по Красноармейской пешком, от Кирова до Фрунзе. Там же все загажено, изуродовано...
— По результатам наших исследований в Томске в 2003 году сохранилось 1 805 исторических зданий и сооружений из дерева. Конечно, к сегодняшнему дню их стало где-то на сотню меньше. Именно эти дома и делают наш город особенным, сохраняя исконно русскую архитектуру. Но ведь 1 805 и 701 — цифры просто несопоставимые. 701 дом — это не много, это преступно мало. Мы обязаны сохранить всю историческую застройку Томска, ведь благодаря ей Томск получил в 2010-м году статус исторического города. Мы владеем уникальным явлением мировой культуры, которое вправе видеть не только наши соотечественники, но и мировое сообщество. Есть ли у нас право лишать людей этой возможности?
