Полиция — милиция — полиция...

Итак, меньше, чем через месяц милицию переименуют в полицию. Судя по высказываниям и публикациям, исходящим от инициаторов этого судьбоносного решения, никаких серьезных структурных, финансовых и законодательных событий при этом не произойдет.

Создается ощущение, что мы имеем дело с каким-то мистическим упованием, с шаманской верой в силу слова. То есть «милиция» — неважное слово, скомпрометированное, пригибающее к земле; а вот станет милиционер полицейским — и расправятся его плечи, и откроются его нерастраченные профессиональные и этические ресурсы. Что-то в этом есть, не правда ли?

В последние годы мне приходится много работать с томскими газетами 1880-1900-х годов, и я накопил кое-какие материалы, связанные, в том числе, с работой и нравами тогдашней нашей полиции. Вот небольшая подборка фактов из полицейской практики той эпохи, а необходимые сравнения вы сделаете сами.

Губернский Томск являлся, без преувеличения, одним из самых криминализованных городов Российской империи. Сказывалась вековая традиция ссылки, город был переполнен люмпенами всех мастей, воровские сообщества процветали. Целые районы представляли собой почти сплошные очаги преступности (Болото, Заисток, Солдатская слободка, Мухин бугор).

Здесь, при населении в 60 тысяч человек (1900 год), ежедневно кого-то грабили или избивали. Хватало и убийств. Мелкие воровство и хулиганство были повседневны, как воздух. При этом револьверы продавались свободно и всем. Достаточно сказать, что дважды убийства были совершены, по нечаянности, детьми, игравшими (!) с револьвером.

В то же время, состояние полиции было тяжелым. Оклады были маленькими, фактическая численность полицейских значительно отставала от нормативной. Так в 1887 году полицмейстер М.А. Архангельский указывал, что в городе на 41 тысячу жителей приходится 67 городовых, а должно быть 82. Но ведь и 82 городовых — чудовищно мало для такого специфического места! (А сравнительно с днем нынешним?).

Могу, однако, с уверенностью утверждать, что ни о каком «сращивании» с организованной преступностью, ни о каких «оборотнях в погонах» не может быть и речи — времена Лерхе канули в далекое прошлое. Иные из городовых, конечно, пощипывали кабатчиков и содержателей борделей, пьянствовали; иные полицейские чиновники (но это один-два раза в год!) брали взятки. Но уж полицейские офицеры жили на жалованье и имели безупречную репутацию.

Заметим, что полиции тогда перестали выделять деньги на работу с агентурой, и даже на разъезды по городу деньги выбивались из скаредной городской думы с огромным трудом.

Понятно, что ни о какой профилактической работе не мечталось. Но томские полицейские брали тем, что отлично знали город, все его притоны и явки, его «кадры», были высокопрофессиональны и решительны.

Поэтому полицию в Томске боялись только те, кто и должен ее бояться (даже пьяниц городовые, к негодованию извозчиков, развозили по домам!). Поэтому все резонансные убийства (купеческих семей Кана и Щербакова, учителя Турчанинова и др.) были раскрыты, как были раскрыты и все крупные грабежи и кражи, совершенные томскими крючниками-чаерезами, кошевщиками, коловоротчиками и прочими «жиганами» по отношению к нам, «пижонам».

С «хулиганкой» полиция не справлялась — на каждого городового приходилось ежедневно по сотне дебоширов-хамов в бесконечно пьяном Томске — может быть, самом пьяном губернском городе в России.

Но иной раз просто поражаешься скорости сыска, невероятной находчивости томских приставов — эти люди просто жили на беспокойных томских улицах, любили свою работу и имели завидные представления о профессиональном долге и чести!

Среди них были яркие, незаурядные люди. Тот же полицмейстер Архангельский, любимец города, глубоко интеллигентный человек, возглавлял, например, заменяя некоторое время Макушина, знаменитое «Общество попечения о начальном образовании» — и весьма успешно. Замечательной личностью был знакомец Чехова пристав Петр Петрович Аршаулов. Выдающийся сыщик, отличный администратор, герой томских наводнений, он был даже удостоен отдельного пассажа в местной нравоописательной поэме, напечатанной в газете «Сибирский вестник».

Мало того, Аршаулов имел несомненный писательский дар: его воспоминания о Балканской войне, злободневные криминальные очерки читаются с большим увлечением. Он стал автором первой томской пьесы под названием «Фатима», в которой отразилось его основательное знание нравов томских татар. Он горел на работе — и сгорел на работе, перенеся тяжелый грипп на ногах.

Томские приставы Пушкарев, Кряжев, Бессонов и другие постоянно подавали примеры, наглядно объясняющие, за что их уважали даже отпетые местные негодяи.

«Сибирский вестник», 4 июля 1893 года: «Мы уже сообщили, что господин Фуксман предложил 300 рублей выдать в награду приставу 1-ой части Пушкареву и полицейскому надзирателю Соколовскому за их особую энергию и умелую распорядительность во время бывшего на Степановке пожара. От предложенных денег Пушкарев и Соколовский отказались и выразили желание дать этим деньгам другое назначение, отдав их нуждающимся».

Большие деньги! 45 рублей стоила корова, 200 — лошадь с кошевкой и всей упряжью. Можете ли вы представить, чтобы современный ми.... Впрочем, молчу, молчу!

Рядовые томичи приходили в полицию: несли туда оброненные кем-то деньги и вещи, обращались за помощью, за бытовым третейским судом. Доверяли ей. И часто писали в газеты благодарные письма по конкретному адресу городового, околоточного, пристава.

В заключение просится воспоминание об октябре 1905 года, когда на трое суток Томск оказался во власти разъяренной и обнаглевшей толпы люмпенов, руководимой матерыми уголовниками. То был страшный томский погром, унесший жизни 76 человек. Сгорели тогда здания нынешнего ТУСУРа и королевский театр, несметному разграблению подверглись дома и магазины томичей.

Катастрофа эта была спровоцирована социал-демократами и, по сути, шедшей у них на поводу либеральной городской думой. Огромная вина лежит на впавшем тогда от страха в ступор губернаторе Азанчееве-Азанчевском.

Вы воскликнете: и где же была ваша достохвальная полиция?! Но я отвечу: в том-то и дело, что городская дума отказалась осенью 1905 года от услуг «держимордной» полиции. Стражам порядка перестали выдавать жалованье, их буквально выгнали на улицу, в нищету, предварительно как следует их ошельмовавши. Не было полиции. А взамен была создана милиция, из 50 несведущих, но революционно настроенных мальчишек, вооруженных револьверами. Их-то толпа не испугалась. Многие из этих мальчишек погибли страшной смертью...